Тайна «Прекрасной Марии» - Страница 13

Сквозь это столпотворение неторопливо и с достоинством двигалась хорошо одетая элегантная леди с почти светлой кожей, но не европейскими чертами лица. Ее сопровождал чернокожий раб-телохранитель. Женщина изящно приподнимала края шелковых юбок ровно на дюйм над тротуаром, как это было положено правилами хорошего тона, и открыто игнорировала белых креолок, а они — ее. Эти женщины были кровными врагами.

Законные супруги и мулатки-любовницы, чьи матери тоже были любовницами здешних землевладельцев, были, в общем-то, почти сестрами. Дэнис отметил про себя, что эта мулатка с очень светлой кожей весьма симпатичная. У нее была красивая фигура и темные волосы, выгодно оттенявшие светлую кожу лица. Дэнис посмотрел, как девушка выбирает продукты самого лучшего качества и самые дорогие, и как передает их в корзину служанке. Она купила еще и попугая, и Дэнис подумал, что больше понравилось бы Фелисии — один из этих разноцветных попугаев или канарейка. «Нужно будет потом спросить маму», — подумал Дэнис. Он точно знал, где ее теперь можно найти, помня о свернутой в трубку картине.

— Салли!

Жильбер Беккерель поднялся из-за стола и протянул ей навстречу руки. Поцеловав ее, Беккерель придвинул стул, который специально предназначался для посетительниц. Усадив на него Салли, он сказал клерку:

— Принеси нам по бокалу мадеры и можешь идти.

Клерк, бледный, болезненно выглядящий юноша, принес графин, два бокала и удалился. Входная дверь закрылась за ним с мягким щелчком. Лавуа (так звали юношу) уже понял, что, когда у хозяина посетительница и он говорит: «можешь идти», — это означает, что его услуги не потребуются в течение нескольких часов.

Жильбер подал Салли бокал с вином и посмотрел на сверток, лежащий у нее на коленях.

— Что еще ты мне сегодня привезла, кроме себя, дорогая моя?

Салли развязала ленту на свертке.

— Кроме себя, вот что, — И она вручила Жильберу холст, который тот расстелил на столе.

— Жильбер, я хочу, чтобы ты вынес справедливую оценку.

— Насчет этого я никогда не лгу.

Жильбер разгладил холст и отступил на шаг, изучая картину. Без сомнения, это была одна из лучших ее работ, просто великолепная для женщины с художественными навыками средней школы, которые в основном используются дамами для украшения своих же гостиных слащавыми картинками. Где-то, как-то, но Салли приобрела нечто большее. Ей удалось передать золотистое сияние земли на свежевспаханном поле, и черные мускулистые фигуры, склонившиеся над бороздами, были удивительно динамичны. Одна из них — высокий мужчина, очень черный, почти чистокровный африканец, сеял тростник и одновременно смотрел на свою соседку, шоколадного цвета негритянку в платье с высоко забранным подолом, обнажавшим ее колени. Очень лирическая картина.

Салли наблюдала за Жильбером. Весь ее вид говорил о том, что ей очень хочется услышать похвальный отзыв.

Наконец он медленно свернул картину в рулон.

Жильбер Беккерель прекрасно разбирался в живописи. Так же хорошо, как и в банковском деле. Или в любви. Он встал на колени перед Салли, взял ее за руку и начал снимать с нее перчатку.

— Превосходно. Не бросай эту тему. Это твое — обратная сторона жизни. Рисовать цветущие садики — не для тебя.

Он снял с ее руки перчатку и поцеловал запястье. Горячая волна тут же пробежала по ее телу.

— Ты — настоящий художник, Салли. Полю следует больше ценить тебя.

Жильбер снял перчатку с другой ее руки и принялся целовать кончики пальцев. Салли пришла сюда именно за этим, поэтому он так тепло встретил ее. Жильбер посмотрел ей в лицо снизу вверх и улыбнулся.

Глаза Салли засверкали, рот приоткрылся в ожидании поцелуя. Жильбер был хорошим любовником. Он поймал ее вторую руку, а затем наклонился всем корпусом вперед к Салли. Она развязала ленты на шляпе, сняла ее и бросила на пол, наклонилась и поцеловала его волосы. Даже сквозь тяжелую плотную ткань корсета она чувствовала его руки, нежные и сильные. Салли откинула голову назад и прикрыла глаза. Потом схватилась обеими руками за стул и попыталась скинуть туфли, но при этом случайно задела коленом подбородок Жильбера.

— Что ты делаешь, черт возьми? — воскликнул тот, потирая подбородок рукой.

Салли засмеялась.

— Извини. Просто снимаю туфли.

Жильбер сам стянул с нее туфли и швырнул их в угол.

— Могу я теперь продолжить?

— Хотелось бы.

У Жильбера были очень опытные и ловкие руки. Салли знала, что она не единственная его любовница, но это ее не волновало. Жильбер давал ей то, чего не давал Поль, — он наслаждался ею как женщиной, он ценил ее картины, и между ними все было очень просто.

Жильбер наклонился над ней и стал расстегивать маленькие розовые пуговки спереди на ее корсете. Когда он добрался до талии, то резко сдернул ткань с ее плеч и принялся покрывать поцелуями шею и грудь любовницы.

— У тебя тело восемнадцатилетней девушки, — прошептал он.

— Жильбер, льстить не обязательно.

— Ну, хорошо. Ты очень хорошо сохранилась для своих сорока лет.

Салли засмеялась и легонько укусила его за ухо.

— Ну, это уж слишком нагло. К тому же мне пока тридцать девять.

Она развязала его галстук и отшвырнула его в сторону, а потом принялась расстегивать пуговицы жилета. Жильбер резко поднял ее и поставил на ноги. Лицо Салли разрумянилось, золотистые волосы едва держались на шпильках и были готовы рассыпаться по плечам. Жильбер повел ее в другую гостиную и запер дверь.

Жильбер расстегнул крючки-застежки на ее юбке, стянул с Салли корсаж. Он почувствовал, что у него перехватывает дыхание. Салли выскользнула из юбок, они мягко упали на пол, и она осталась в белых шелковых чулках и белых панталонах. Жильбер усадил Салли в большое кресло и принялся развязывать ленточки на поясе, а потом стал снимать с нее чулки, так же как перчатки — медленно, аккуратно, целуя колени и лодыжки.