Тайна «Прекрасной Марии» - Страница 29


К оглавлению

29

— Боже мой, как ты хороша! — воскликнул он.

— Поэтому ты пришел сюда, Роман. Именно поэтому. Потому что я так хороша.

Роман одним рывком сдернул с себя сорочку. Холлис с вожделением смотрела на его мускулистую грудь, шею, покрытую бронзовым загаром. А потом скользнула в его объятия… Роман ощутил запах ее нежной кожи, аромат волос и крепко прижал ее к себе. Холлис прильнула к нему, а потом вдруг неожиданно отпрянула.

— Боже мой, — зашептала она, — как же я теперь оденусь? Ведь корсет мне затягивала Мама Рэйчел.

Роман был шокирован тем, что, несмотря на ее страстность, темпераментность, в такой неожиданный момент в ней вдруг заговорил холодный разум… Корсет! Она думала о расшнурованном корсете! Роман почему-то разозлился и грубым, резким движением разорвал на ней панталоны. Холлис испугалась, что начинает терять свою власть над ним.

— Ты делаешь мне больно! — сказала она.

— Черт тебя возьми, Холлис! — чуть ли не закричал Роман и повалил ее на пол. Холлис с ужасом смотрела, как он торопливо сдирает с себя брюки и расшнуровывает ботинки. Движения Романа вдруг показались ей уродливыми.

Роман опустился перед ней на колени, дрожа от возбуждения. Сознание того, что отец и братья Холлис сейчас попивают лимонад совсем рядом, в нескольких десятках метров от летнего домика, добавляло остроту в ощущения. То же самое почувствовала и Холлис, к которой уже вернулось желание. Бедра ее зашевелились, она слегка застонала от предвкушаемого удовольствия.

Роман вдруг усмехнулся.

— Ты просто развратная девчонка, — сказал он ей.

— Роман! Ты же знаешь, что ты — единственный мужчина, с которым я так веду себя.

Роман ничего не ответил ей, лишь игриво и как-то фамильярно ущипнул ее за грудь.

— Роман! Я хочу тебя! — застонала Холлис.

Роман улыбнулся и вновь принялся ласкать ее тело, постепенно доводя возбуждение Холлис до предела. В самый пикантный момент он вдруг попросил:

— Перевернись на живот, Холлис!

Холлис повиновалась и прикрыла глаза. Роман поцеловал ее в спину и заявил:

— Я же говорил, что отшлепаю тебя. Разве не так?

Холлис начала подозревать недоброе. Роман неожиданно приподнял ее и положил себе на колено, как маленького ребенка, которого хотят наказать.

— Ты, Холлис, позоришь себя и всю свою семью таким поведением.

Он крепко сжал ее руки. Холлис извивалась у него на колене, но не могла высвободить руки.

— Веди себя впредь прилично.

Три шлепка, — и Холлис почувствовала, как у нее защипала, как от ожога, кожа.

— Больно! — закричала она и попыталась вырваться, но Роман не отпускал ее и продолжал шлепать.

Лицо Холлис горело. Роман заглянул в ее кошачьи серо-зеленые глаза, пытаясь понять, что же она чувствует, но они горели лишь животным желанием. И тут он не выдержал. Какая-то дремучая страсть охватила его, и он овладел ею грубо, без ласки, удовлетворив лишь животный инстинкт.

— Я знала, что заставлю тебя сделать это, Роман, — прошептала Холлис с довольной улыбкой на губах. — И я всегда смогу это сделать.

У Романа было такое чувство, словно они, занимаясь любовью, пытались выяснить кто главнее, на чьей стороне моральное преимущество. Это не было актом любви как таковым, это была борьба за власть. И самое ужасное, что Роман так и не понял, кто же победил.

— А что, если твой отец пойдет искать тебя? — спросил он.

— Ему никогда не придет в голову, что его дочь может вот так валяться нагишом на замшелом полу старого летнего домика, — ответила Холлис и сделала вид, что сильно заволновалась. А потом добавила:

— Если отец найдет меня здесь, то, конечно, наши отношения изменятся самым коренным образом. Как честный человек, ты будешь обязан на мне жениться.

— Да, разумеется, — сонно пробормотал он, обессилев от получаса бурной физической активности. Холлис ждала этого ответа от него, хотя прекрасно знала, что католикам нельзя разводиться. И Роман в этот момент был как никогда благодарен своим родителям за то, что они воспитали его в католической вере.

Холлис в постели или же в летнем домике — это одно, а Холлис-жена — это совсем другое.

Он вдруг почувствовал ее руку на своем бедре.

— Холлис, я слишком стар для второго дубля.

Холлис легонько укусила его за плечо, как бы играючись, и вновь провела рукой по его бедру. И через несколько секунд Роман понял, что он вовсе не стар.

VII. СЕМЕЙСТВО МИШЛЕ

Роман слонялся вокруг живой изгороди неподалеку от летнего домика, чувствуя себя не то что неловко, а прямо-таки в глупом положении. Холлис исчезла в противоположном направлении. Наверняка она уже сидит где-нибудь на террасе дома, с гостями, потягивает лимонад, и ведет чинную беседу со слегка печальным видом, как и положено вдове. Роман подумал, что Холлис очень быстро придет в себя, она вообще очень скоро меняет настроение — это один из ее многочисленных талантов.

Со стороны центральной дорожки, которая вела к главному входу в «Прекрасную Марию», послышались стук копыт и скрип колес приближающейся повозки. Роман пошел приветствовать опоздавших гостей.

С подножки кареты спрыгнул маленький негритенок — помощник грума, открыл дверцу, и Роман с удивлением взглянул на девушку в голубом муслиновом платье с кремовой кружевной отделкой. Она приветливо улыбнулась Роману.

— Боже мой! Фелисия! Простите, мадемуазель Фелисия!

Роман элегантно поклонился ей. Фелисия выглядела очень довольной.

— Вы меня не узнали? Не узнали. Значит, я действительно выросла и сильно изменилась.

Она протянула ему руку.

— Как поживаете, мистер Превест?

29