Тайна «Прекрасной Марии» - Страница 3

Восьмилетняя Эмилия, «малыш», мешала ложкой суп, стараясь выловить оттуда кусочки креветок. У Эмилии было круглое ангельское личико, обрамленное темно-каштановыми кудрями.

— А у нас опять котята, — объявила она, одновременно пережевывая креветки. На нее тут же негодующе посмотрела «Мама Рэйчел», гувернантка, высокая и полная женщина, которая стояла тут же, за стулом Эмилии.

— Мисс Эмилия, вы не должны разговаривать с полным ртом.

Сидеть за общим столом со взрослыми было особой привилегией, исключением из правил, разрешалось это только тогда, когда не было приглашенных, поэтому Эмилия тут же изобразила раскаяние.

— Великолепный суп, — сказала Салли. — Тестут, сообщи об этом Мио, пожалуйста.

— Слушаюсь, мадам, — ответил дворецкий, наливая вино в бокал Поля.

Мио знала и так, что суп великолепный, но ей было особенно приятно, когда Салли говорила об этом во всеуслышание, она очень гордилась похвалами хозяйки. Когда-то Мио звали по-другому, но Люсьен в двухлетнем возрасте окрестил ее этим именем из-за бесчисленного количества кошек, сопровождавших кухарку повсюду. Их всегда было восемь-девять как минимум, не считая котят.

— Которая окотилась на сей раз? — спросил Дэнис, старший брат Эмилии.

Дэнису исполнилось двадцать лет, ростом он был пониже отца, ладно скроен, с приятным, симпатичным лицом.

— Ангелика, — ответила Эмилия, — она окотилась в суповом котле.

— Фу, — Холлис, старшая из детей, наморщилась и опустила ложку, — мама, ну что такое, в самом деле…

— Ладно. Его потом вымыли, — ответила Эмилия.

— Так, достаточно, — твердо сказала Мама Рэйчел. — Разговоры о кошках и котятах не подходят для беседы за столом.

— Если уж твоя чувствительность была так травмирована, — серьезно заявил сестре Дэнис, — я прослежу за тем, чтобы Мио приобрела новый суповой котел.

Дэнис перехватил взгляд отца и усмехнулся. Семейные ужины всегда забавляли его, так как на самом деле Холлис была не более чувствительна чем, скажем, наковальня.

За столом отсутствовали только два члена семьи: Люсьен, который был в Париже, и Фелисия, которую в семнадцать лет отправили в пансион Урсулинок в Новом Орлеане. Там были прекрасные сестры-настоятельницы, и, как сказала Салли, «они попытаются сделать из нее истинную леди, если только это вообще возможно».

Поль ласково и слегка удивленно посмотрел на жену. Салли сохранила такую же стройную и подтянутую фигуру, какая была у нее в молодости, и на ее лице практически не было морщин. Салли было тридцать девять лет, но седина еще не коснулась ее золотистых волос. Однако Поль чувствовал, что за годы совместной жизни они постепенно как бы отдалялись друг от друга, и он знал, что Салли не была счастлива в браке. А пропасть между тем все росла и росла, и ни Поль, ни Салли не знали, как построить через нее мост друг к другу.

Сегодня вечером Поль с удовольствием наблюдал за Холлис, своей старшей дочерью. Холлис унаследовала от матери золотистые волосы, которые у нее были даже еще светлее, серо-зеленый цвет глаз и такие же точеные черты лица. Забавно, что Холлис всегда выглядела спокойной и довольной жизнью женщиной, хотя полгода назад она овдовела и совсем недавно перестала носить траур. В округе было достаточно старых сплетниц, которые постоянно намекали на то, что траур снимать было рановато, но Поль просто не мог видеть свою красавицу-дочь в этих вороньих нарядах, а решающую роль в этом вопросе сыграла Салли, заявив, что шесть месяцев траура вполне достаточно, если учитывать, что Холлис вышла замуж за беднягу Жюльена Торно за три месяца до его скоропостижной смерти от лихорадки.

Жюльен уже был болен к моменту их возвращения из свадебного путешествия. Холлис было всего девятнадцать, и она настояла на своем возвращении домой в «Прекрасную Марию», что было для нее гораздо лучше, чем жить с престарелой мадам Торно. Холлис, не стесняясь, сама говорила об этом, и Поль поддержал дочь. Холлис была одной из первых красавиц Нового Орлеана, и было бы просто неестественно, если бы она заживо замуровала себя во вдовстве.

Поль подумал про себя с удовольствием, как было бы хорошо, если бы вся семья была дома. Фелисия приедет из школы домой в июне. Сестры-настоятельницы наверняка согласятся с тем, что на каникулах ей лучше побыть дома с матерью.

Поль слегка кашлянул, чтобы привлечь внимание семьи. Потом он кивнул Салли и сказал:

— Дорогая, я должен сделать небольшое объявление.

Салли опустила вилку на стол и с удивлением посмотрела на мужа. Было бы очень приятно, если бы он сначала сделал это «объявление» для нее, а потом уже для всех.

— Знающие люди обратились ко мне с просьбой баллотироваться в Конгресс представителем от первого округа.

Тетя Дульсина удивленно крякнула.

— И я полагаю, — осторожно продолжила Салли, — что ты уже принял решение.

— Разумеется. Иначе я не стал бы об этом говорить.

Салли открыла было рот, чтобы что-то еще сказать, но передумала и сидела с таким видом, будто прикусила язык.

— Видишь ли, Дэнис, — продолжал объяснять Поль, обращаясь к единственному мужчине за столом, — открытие движения по новым северным дорогам повлекло за собой снижение потока пассажиров на речном транспорте в Новом Орлеане. Пока это не слишком серьезно, однако в определенных кругах опасаются, что это процентное соотношение будет меняться, и не в пользу речников. Новый Орлеан зависит от речного транспорта, и если пострадает штат, то будем страдать и мы, и другие землевладельцы. Мистер Превест, между прочим, был одним из тех, кто обращался ко мне. Я подозреваю, что демократы «подослали» его ко мне, зная о наших с ним дружеских отношениях. Ни наша «Прекрасная Мария», ни «Алуетт» Превеста не будут в выигрыше, если речной порт закроется. Новый Орлеан обязан продолжать развивать деловые контакты и бизнес.