— Моя бедная девочка, ты заболеешь, если будешь продолжать в таком духе. В чем дело, наконец?
— Мне страшно, — прошептала Фелисия. — Мама, это так ужасно. Я хотела, чтобы она умерла, и вот она мертва.
— Я понимаю. — Салли посмотрела в лицо своей дочери. — Ты действительно желала ее смерти или просто хотела, чтобы Роман не был женат?
— Чтобы Роман не был женат. — Фелисия повесила голову. — Но ведь это то же самое, не так ли? Другого способа стать неженатым у него не было.
— Ну, ладно. Я не думаю, что тебе надо так беспокоиться об этом. Мы не можем желать людям смерти, и слава Богу, иначе все могут умереть сразу. Возможно, это было желание владеть им вместо Юджин, а не желание ее смерти. Ты можешь спросить об этом отца Ортье, но я уверена, что он скажет тебе то же самое.
— Нет, если ты считаешь, что все в порядке, мама, мне будет гораздо лучше.
— Вот и хорошо, — быстро проговорила Салли. — Теперь я хочу, чтобы ты постаралась не выглядеть столь страдальчески. Мужчины возвращаются. Пойди и вырази свои соболезнования Роману.
— Я не могу!
— Тебе следовало бы. Он не поймет, если ты этого не сделаешь. И что более важно, каждая старуха в этой комнате будет выяснять: почему не сделала.
— Хорошо.
Когда Роман вошел в комнату, она протянула ему руку.
— Мне очень жаль, монсеньор Превест. — она пробормотала дежурные слова и быстро ушла, прежде чем он успел ответить.
Роман было последовал за ней.
— Мой бедный Роман. — Холлис взяла его за руку. Она говорила низким голосом. — Так неожиданно для тебя, такой шок. Но это облегчение для бедняги Юджин, ты так не думаешь? Я помню, мы только прошлым летом говорили о твоем удручающем положении.
Роман практически не спал последние два дня, но голос Холлис вывел его из летаргии. Это было несколько бестактно с ее стороны, их слышало много людей. Она рассчитывала, что теперь он женится на ней, и при первом же случае она хотела напомнить ему об этом, даже если этим случаем были похороны Юджин. Роман оглянулся, Фелисии нигде не было видно. Он угрюмо взглянул на Холлис.
— Ты очень добра, но я боюсь, что все еще слишком расстроен, чтобы думать о будущем.
Глаза Холлис сузились.
— Ну, конечно же, — сладостно проговорила она. — Мы поговорим в другой раз… Скоро. Я всегда знала, в каком бы положении ты ни находился, ты будешь вести себя подобающим образом.
— Конечно, — сказал Роман.
В саду стояла каменная скамейка, и Холлис позволила трем джентльменам уговорить себя сесть с ними. Она не собиралась оставаться в тени подобно настенному цветку, пока Роман устраивал большое представление, оплакивая свою жену.
Баррет, стоявший в углу с тарелкой куриных сэндвичей и большим стаканом виски, решил, что он сполна выполнил свой общественный долг. У «Алуетт» он почтил похороненную Юджин и искренне помолился за ее душу. Он шагнул в открытое окно и запряг лошадь, на которой прискакал от «Прекрасной Марии». День был прекраснее на улице, нежели в доме, к полудню он будет в Новом Орлеане.
Баррет остановился у желтого домика с металлическими балконами на улице Тулуз, у дома тетушки Клели. Он предъявил карточку у входа и позволил высокому худому слуге осмотреть его.
— Я узнаю, примут ли леди, — объявил он, проводив Баррета в величественную прихожую. Через некоторое время он вернулся и провел Баррета в гостиную.
Тетушка Клели сидела за карточным столом. Клодин, вся в розовом и желтом, посмотрела на него, когда он вошел. Сердце Баррета екнуло, когда карие глаза Клодин встретились с его глазами и когда ее лицо расплылось в улыбке. Она протянула к нему обе руки. Баррет поцеловал их, а затем из обязанности поцеловал и тетушку.
— Вы пунктуальны, монсеньор Форбс, — отметила Клели. — Умоляю, садитесь.
— Спасибо. — Баррет глубоко вздохнул. — Я пришел, мадам, уверить вас в серьезности своих намерений в том случае, если мадемуазель Беллок согласна.
— Мадемуазель Беллок согласна, — промурлыкала Клодин.
— Но я не знаю, как я смогу справиться с этим. Если бы вы могли довериться мне до тех пор, пока я придумаю что-либо.
Тетушка Клели посмотрела на него задумчиво.
— Определенное время подождать можно. У вас репутация человека, сдерживающего свое слово. Но всего лишь на определенный срок, — продолжала она. Она встала. — Я разрешу вам остаться наедине с Клодин на полчаса. Более этого было бы неуважительно. Кроме того, Клодин самой хотелось бы поговорить с вами.
— Когда ты сказала, что согласна, ты имела в виду именно это, — прошептал он Клодин, когда они остались одни. — Я не хочу давить на тебя.
— Нет, это лишь значит, что есть кое-что такое, что я должна тебе рассказать.
— Что ты такого натворила? — прошептал он ей. — Убила кого-нибудь?
— Не будь глупым, — сказала Клодин грубовато. — Это не имеет к тебе никакого отношения. Нет, это гораздо хуже. Поль де Монтень — мой отец.
Баррет чуть не взорвался смехом, узнав, что для нее возмутительное родство хуже убийства.
Он поцеловал ее в макушку.
— Мне совершенно все равно, кто твой отец. Это проблема Поля.
— Это станет твоей проблемой, если кто-нибудь поднимет скандал по этому поводу. Тетушка Клели захотела рассказать тебе, но я решила, что должна сделать это сама. Я пойму тебя, если ты передумаешь.
— Нет, не передумаю, — ответил Баррет решительно. — Клодин, дорогая, я не знаю, что мне предпринять насчет тебя и Поля — это последняя из моих тревог, но я собираюсь придумать что-нибудь. Он усадил ее и заглянул в ее обеспокоенное лицо. Его серые глаза были честными, а эмоции делали лицо Баррета более молодым.