Тайна «Прекрасной Марии» - Страница 45

— Хорошо, пусть будет так, как ты говоришь. — При этих словах дядюшка Джем вбил последний гвоздь в туфли няни Рэйчел и засунул палец внутрь, чтобы проверить, не будет ли он колоть ногу.

— Ну, — сказала Эмили, пытаясь хоть как-то вспомнить что-то из изучаемой ею истории, значит, янки забрали у англичан чай и выбросили его в реку.

Дядюшка Джем поставил туфли.

— Что за глупости? Никогда не предполагал, что янки могут быть такими расточительными.

Дэнис сидел на скамье спиной к мастерской, и в то время, как Эмили и дядюшка Джем разговаривали о революции, он думал о Дине. В Дине действительно что-то было. Она не была похожа ни на Сьюки, ни на Тасси.

В этот момент в мастерскую вбежала маленькая Мимси. Ее волосы были аккуратно заплетены в дюжину косичек.

Дядюшка Джем вытащил из кармана конфеты и угостил девочек, а затем они опять принялись дискутировать, обращаясь к Мимси как к арбитру, потому что Мимси, как дядюшка Джем уже успел заметить, знала больше, чем многие взрослые люди.

— Они бросили чай не в реку, — сказала Мимси, — а в Бостонскую гавань. Они оделись как индейцы и выбросили за борт весь английский чай, потому что не хотели платить за него налоги. Но Четвертое июля совсем не от этого.

— Не от этого?

— Четвертого июля они подписали Декларацию о Независимости, которую написал Томас Джефферсон, которым был самым умным из всех людей, когда-либо живущих на свете.

— Мне все равно, какую декорацию он написал, но он все-таки не умнее, чем генерал Джексон, — сказал дядюшка Джем. — Эндрю Джексон, прославившийся в битве под Новым Орлеаном в Луизиане был просто святым.

— Никакую декорацию он не написал, — сказала Мимси. — Он написал де-кларе-ацию. Это такая бумага, в которой написано, что мы больше не принадлежим англичанам.

— Да, но мы и не принадлежали Англии, мы принадлежали Франции, — раздраженно произнес дядюшка Джем. Он повернулся к Эмили: — Ты что-нибудь в этом понимаешь?

— Нет, сэр, — сказала Эмили. При обращении к старшим не говорить «сэр» было дурным тоном, независимо от того, черный ли это был человек, или белый. — Почему ты нам не расскажешь, почему у павлина совиные глаза на хвосте?

Дэнис смотрел на Мимси со смешанным чувством тревоги и симпатии. Он подумал, что, возможно, это связано с предрассудком по поводу того, что рабыня научилась читать. Некоторые плантаторы категорически запрещали такие вещи, хотя де Монтени не принадлежали к их числу. Но все-таки, подумал Дэнис, няня была права: когда Мимси вырастет, она скорее всего будет чувствовать себя несчастной. Как и Дина. Мимси знала слишком много о тех вещах, которые она никогда в своей жизни не будет иметь. Сейчас она чувствует себя счастливой потому, что может прочесть в книгах о многих вещах, но когда она вырастет, точно так же, как и Дина, она не будет счастлива. Если даже она и получит свободу, она никогда не сможет иметь то, о чем прочитала в своих книжках. Проклятие! — невольно вырвалось у Дэниса. Но с Диной такого не случится. Он встал и направился в конюшню.

— Дэнис, мы не ждали тебя снова сегодня! — сказала Дина, надевая фартук, на котором, как он подумал, только что зарезали курицу.

— Я… я просто хотел сказать, что маленький енот, которого ты подарила, очень понравился моей сестре, — сказал Дэнис, внезапно почувствовав скованность и робость. — Вообще-то он произвел целый переполох за завтраком, но Эмили он очень понравился.

— О, слушай, я так и думала, что твоим он причинит большое беспокойство, — сказала Дина.

— Об этом не думай, — решительно заявил Дэнис. — В нашу семью нужно было внести какое-то оживление. Между прочим, знаешь, что это самка?

— Значит, твоя сестра нашла себе подружку. Думаю, что в вашей семье это будет слишком большое оживление, — заметила Дина с некоторым раздумьем в голосе.

Дэнис засмеялся. Он протянул ей руку, затем остановился, сконфузился и, глядя на нее, спросил:

— Как у тебя сегодня дела, Дина?

Дина улыбнулась, и ее лицо засветилось.

— Рада тебя видеть. Пошли, я хочу тебе показать то, что никому не показывала.

— Сюда, — прошептала она. Он увидел коричневую голову выдры, которая высовывалась из листьев винограда, росшего у самой воды. Дэнис и Дина, едва дыша, молча наблюдали, как выдра вылезала на берег. Какое-то мгновение она посмотрела на них бусинками своих любопытных глаз. Вероятно убедившись, что эти люди не представляют для нее никакой опасности, она с шумом вылезла на сушу. Дина показала ему то место, где выдры вылезали, и в этот момент на берег вышли еще две. Все трое начали весело резвиться.

— Кроме меня, никто сюда не приходит, — сказала Дина, — это мои выдры. — И она засмеялась: — Это мне компенсация за то, что я отдала тебе енота.

— Спасибо, — сказал Дэнис и обнял ее. — Мы их не испугаем, если я еще раз тебя поцелую?

— Конечно, нет, если ты это сделаешь без шума.

Своими губами он приник к ее губам, отчетливо ощущая, что под платьем Дины не было ничего, кроме самой Дины.

Она вздохнула и встрепенулась в его объятиях. Ее золотисто-каштановые волосы щекотали его щеку. Он притронулся к ним тыльной стороной руки и сказал:

— Опавшие листья.

— Что?

— Так называется цвет таких волос, как будто бы опавшие листья. Дина, я могу с тобой еще увидеться?

Дина глубоко вздохнула.

— Ты знаешь, что твоей маме это не нравится.

— Мне все равно.

Дина положила голову на его плечо. — Тогда приходи, мне кажется, что я уже не могу без тебя.

— Выпей за меня только глазами… — напевал Дэнис, завязывая перед зеркалом галстук.